Как обнажённая натура — только обнажённая литература
Спасибо sige_vic за предложение поучаствовать во флэшмобе и повспоминать, с чего начинались семь моих любимых книг. Я б, конечно, ещё столько же набрала, а уж если задуматься о фанфиках и ориджиналах, так список разрастётся прямо-таки неприлично, но всему нужно знать меру
1. В настоящем или прошлом всегда есть соблазн спрятаться за местоимение третьего лица: когда ему было двенадцать лет, а он все еще любил сидеть на коленях у матери, началось и закончилось нечто. Есть ли точная дата у начала и конца? Если речь идет обо мне, то мое детство закончилось на весьма узком пятачке, там же, где я вырос, и произошло это, когда сразу с нескольких сторон полыхнула война.
2. Ты знаешь два факта. Первый — ты там был. И второй — тебя там быть не могло.
3. В конце ноября, в оттепель, часов в девять утра, поезд Петербургско-Варшавской железной дороги на всех парах подходил к Петербургу.
4. Говорят, тонущий в последнюю минуту забывает страх, перестает задыхаться. Ему вдруг становится легко, свободно, блаженно. И, теряя сознание, он идет на дно улыбаясь.
К 1920 году Петербург тонул уже почти блаженно.
5. Почти все это произошло на самом деле. Во всяком случае, про войну тут почти все правда. Одного моего знакомого и в самом деле расстреляли в Дрездене за то, что он взял чужой чайник.
6. Тогда в Амстердаме мне впервые за много лет приснилась мама.
7. Двадцать седьмого февраля 1815 года дозорный Нотр-Дам де-ла-Гард дал знать о приближении трехмачтового корабля «Фараон», идущего из Смирны, Триеста и Неаполя.
1. В настоящем или прошлом всегда есть соблазн спрятаться за местоимение третьего лица: когда ему было двенадцать лет, а он все еще любил сидеть на коленях у матери, началось и закончилось нечто. Есть ли точная дата у начала и конца? Если речь идет обо мне, то мое детство закончилось на весьма узком пятачке, там же, где я вырос, и произошло это, когда сразу с нескольких сторон полыхнула война.
2. Ты знаешь два факта. Первый — ты там был. И второй — тебя там быть не могло.
3. В конце ноября, в оттепель, часов в девять утра, поезд Петербургско-Варшавской железной дороги на всех парах подходил к Петербургу.
4. Говорят, тонущий в последнюю минуту забывает страх, перестает задыхаться. Ему вдруг становится легко, свободно, блаженно. И, теряя сознание, он идет на дно улыбаясь.
К 1920 году Петербург тонул уже почти блаженно.
5. Почти все это произошло на самом деле. Во всяком случае, про войну тут почти все правда. Одного моего знакомого и в самом деле расстреляли в Дрездене за то, что он взял чужой чайник.
6. Тогда в Амстердаме мне впервые за много лет приснилась мама.
7. Двадцать седьмого февраля 1815 года дозорный Нотр-Дам де-ла-Гард дал знать о приближении трехмачтового корабля «Фараон», идущего из Смирны, Триеста и Неаполя.
Расскажи, чем тебя остальные три так цепляют, я про авторов только слышала, не читала - интересно! А про Шустермана даже не уверена, что слышала )
Гюнтера Грасса я узнала, как раз благодаря «Луковице памяти». У него вообще тема Второй мировой проходит красной нитью, но именно этот роман — автобиографический и, соответственно, реалистический. Его «Жестяной барабан» — гораздо более модернистскую штуку — я мучу уже третий год. Интересно взглянут на Германию того времени глазами немца, к тому же в Германии до сих пор стараются замалчивать войну и своё место в ней, а Грасс был одним из тех, кто первым заговорил об этом.
Нила Шустермана я очень нежно люблю. Он пишет крутые подростковые фантастические книжки: лёгкие, местами забавные, а иногда грустные, над которыми всегда можно и задуматься. «Бездна» — его единственная не фантастическая книга. Она про мальчика, больного шизофренией.
С Георгием Ивановым у меня сначала не задалось: у нас на него молились в институте многие преподы, а я специфически отношусь к таким вот превозносимым у нас фигурам (научена по Платонову, которого у нас очень любят, но которого я сама терпеть не могу). В общем, бегала я от него, бегала, а потом прочла его «Петербургские зимы» и поняла, за что его любят. Это мемуары, начало двадцатого века, куча знакомых поэтов, и то, как всё происходящее видел Иванов, очень затягивает, хотя, конечно, споры о том, где там правда, а где выдумка, бесконечны.